Проект
реставрации Выборгского
замка, сильно пострадавшего от пожаров 1834 и 1856 годов, был выполнен
губернским архитектором Якобом
Аренбергом в 1885 году.
Проект предполагал, в частности, восстановление межэтажных перекрытий в башне
св. Олафа.
Предполагалось, что в отреставрированном замке будет размещен музей.
Проект
Аренберга не был реализован ввиду того, что Замковый остров оставался во владении Российского военного
ведомстомства.
Вот что
писал Якоб Аренберг о судьбе проекта реставрации Выборгского замка:
Выборгский
замок был крепкой твердыней моих детских воспоминаний, моих чувств, моей
фантазии. Я был бы совсем другим человеком, если бы рос в этом центре восточной
Финляндии без воспоминаний шведского средневековья. В пустынных, запустелых
покоях замка я мальчиком охотился за крысами, голубями и галками; на валу его,
обращенном к солнечной стороне, я собирал весною мать-мачеху и солнечно-желтый
львиный зуб. В его пустых залах мое воображение создавало величавые поэмы и
грезы о Торкеле Кнутсоне и
Карле Филиппе, наследном принце шведском и московском царе, избраннике народа [В 1611 г. младший брат Густава
Адольфа, Карл Филипп, был выбран московским царем в Новгороде; депутация бояр с
архимандритом Киприяном во главе прибыла в Выборг для ведения переговоров по
этому поводу. Карл Филипп род. 1601 г. ум. 1622 г. ]. Этот замок сделал из меня
того шведомана, каким я являюсь. Откуда бы я ни возвращался к себе домой — из
путешествий на дальний север или юг, из поездок по окрестностям Выборга - на
расстоянии многих миль виднелась башня Св. Олафа, или реющая в мглистом тумане,
или вся красная под лучами летнего солнца. Там, где виднелся ее мощный силуэт,
— там был мой дом, там стояли отеческие пенаты, там был акрополь моего
внутреннего человека. Но не меня одного создал и образовал этот замок: не будь
его — вся восточная Финляндия в настоящее время была бы то же, что Олонецкая
губерния. Только шведский государственный гений, при помощи финской доблести
мог сохранять для отечества эту окраину; и этот гений и эта доблесть искали
себе защиты за священными стенами замка.Когда в
1883 г., после двенадцатилетнего отсутствия, я возвратился в родной город, для
меня было ясно одно: старое здание должно быть исправлено и реставрировано. Мое
пламенное рвение, недостаточная настойчивость в этом вопросе государственного
археолога И. P. Аспелина, нерешительность сенатора Вильгельма
Циллиакуса, а также скупость, проявленная финляндским сенатом в решительный
момент, — все это привело к тому, что план рушился. Я снял план замка, сделал
чертежи, писал и читал о нем, поднял на ноги строительное ведомство и сенат,
говорил с комендантом Духониным, генерал-губернатором Гейденом, военным
министром Ванновским, великим князем Владимиром Александровичем, воспитателем
наследника генералом Даниловичем, даже с самим императором — все было напрасно.
Как раз в самый решительный момент (нам удалось купить все за 55.000 марок
наличными деньгами, а также обветшалые укрепления Панцарлакса) дело попало на
мертвую точку, в него вмешалась грубая рука русского национализма, и комендант
Духонин приостановил все дело. Генерал Карл Седерхольм, мой друг Рола Борениус
и я начисто обремизились. Я ушел домой и плакал от горя, гнева и бешенства.И вот, в
самом разгаре переговоров по поводу этого исторического памятника я был вызван
в Гельсингфорс и получил приказание взять с собою мои чертежи. Я так и сделал
и, кроме того, захватил с собой фотографию комендантского архива в прежней
церкви замка. Никогда не забуду выражения лица графа Гейдена и вопроса, с
которым он ко мне обратился, когда я вошел к нему. Он был, очевидно, рассержен,
но вместе с тем и несколько обрадован.— Que diable faites-vous lá-bas chez vous? Le
commendant Douchonine a déclaré la guerre cоntre vous et cоntre toute la Finlande [Что вы там творите у себя? Комендант Духонин объявил войну
вам и всей Финляндии].
Я
отвечал, может быть, с ненужной горячностью: — Выборгские коменданты так плохо
наблюдали за старым замком, что теперь это — совершенная развалина. Посмотрите,
ваше превосходительство, в каком виде архив замка!Граф
взглянул на фотографию, задумчиво тряхнул головой и сказал по-русски
приблизительно следующее: «Вам-то какое дело до этого, черт возьми? Что вы?
начальник русского государственного архива? А?»—
Конечно, нет; но помещения замка находятся в ведении финляндской казны, я их
ремонтирую, они превращены в тюрьмы. Если вы, ваше превосходительство, пожелали
бы сами осмотреть замок, то вы бы нашли, что часть, подлежащая ведению
финляндской казны, в образцовом порядке, тогда как часть, принадлежащая русской
казне, — в полном упадке. Я архитектор, художник и патриот; я не могу спокойно
смотреть на то, как самый величественный архитектурный памятник восточной
Финляндии разрушается на моих глазах. Крепостные инженеры каждый год получают
по смете тысячи две рублей на ремонт — куда идут эти суммы...— Это мы
знаем [Крупный процесс о
злоупотреблениях крепостных инженеров в Выборге должен был вскоре начаться или
уже начался. Экспертами по вопросу о ценах выступали, между прочим, барон
Себ. Грипенберг, старший интендант С. Г. Санмарк и два раза я, в
качестве выборгского городского архитектора]. Но чего же вы
собственно хотите?— Я хочу
реставрировать замок.— На
какие деньги?—
Конечно, на финские. Я получил от императорского сената несколько тысяч марок,
чтобы сделать простую досчатую крышу над старой башней Св. Олафа, ставни
для всех окон и дверей. Теперь повсюду в замок проникает снег и дождь. Но
комендант Духонин протестует против каждого воза досок, привозимого на замковый
двор, и утверждает, что замок принадлежит русской казне. Он делает неприятности
и вносит путаницу на каждом шагу, этот настоящий «квасной патриот», — отсюда
весь шум.—
Комендант Духонин совершенно прав. Его официально не уведомили о деле, и до тех
пор он не может никого допускать в замок. — Надо заметить, что гр. Гейден был
сердит на своего коменданта.— Но
губернатор его уведомил.—
Губернатор! Губернатор — не высшая инстанция. Высшая инстанция — я!— В таком
случае все ясно. Ваше превосходительство, в качестве президента сената, выдали
мне 5000 марок на необходимый ремонт в замке. Стоит вам теперь, в качестве
«командующего войсками финляндского военного округа», приказать коменданту
предоставить мне свободный доступ в замок, — и мир будет заключен.— Mais de
vos cinq mille marcs je ne sais rien du tout, du tout, du tout,[Но о ваших
пяти тысячах марок я совсем ничего не знаю, совсем, совсем] — отвечал он с
горячностью. Я вынул из портфеля правительственное распоряжение и копию
сенатского решения. Об этом последнем гр. Гейден ничего не знал. Вместе с
тем я упомянул, что сенатор В. Циллиакус определенно сказал, что
уведомление о распоряжении вместе с прошением о представлении мне права доступа
в замок отослано высшему военному начальнику края, стало быть, в канцелярию
генерал-губернатора. Лицо гр. Гейдена прояснилось, и он успокоился. Я был
приглашен к завтраку и, так как оставалось еще несколько докладов после
завтрака, меня пригласили также и к обеду. После обеда предстояло ознакомиться
с моим портфелем, с чертежами замка.Перечитывая
теперь, четверть века спустя, свои заметки об этой встрече, я охотно признаю,
что ошибка заключалась в моей горячности. Я так долго жаждал возможности начать
работу по реставрации в старом замке, эта была прекраснейшая мечта моей жизни —
узреть некогда этот памятник шведского зодчества вновь в его достойном виде, —
поэтому, как только пришло уведомление, я тотчас принялся за работу. Духонин,
старик, хитрый и холодный, как рыба, воспользовался моими промахами. Он не
закрывал ворот замка, он позволил мне идти в западню, но писал, жаловался,
доносил на меня, чтобы причинить мне и моей работе как можно больше
затруднений. He будь гр. Гейден тем, чем он был — просвещенным, умным
человеком и в то время нашим бдительным защитником, — дело
могло бы окончиться очень плохо.Обед
прошел спокойнее, чем утренняя аудиендия. Среди гостей был главный командир
артиллерии, генерал Смагин, полный блондин, совершенно плешивый и благодушный
господин, с очень слабыми ногами [Однажды
ноги отказались служить генералу недалеко от гауптвахты. Он скромно уселся на
краю тротуара, спустив ноги в канаву, пока подоспела помощь].
Он говорил, что как артилерист, он будет рад избавиться от замка и замкового
острова: слишкомъ уж много хлопот с этим зданием и неприятностей из-за сырых
помещений над главными воротами. Генерал Карл Седерхольм горячо и громко
соглашался с ним,— громко потому, что не мог владеть своими голосовыми
связками, которые часто у него бывали не в порядке. Все шло, как нельзя лучше.
Впрочем, между гостями я отметил Карла Тудера, «который дурно отзывался о
высших должностных лицах». Красивый элегантный, ловкий, хорошо владеющий речью,
Тудер был замечательным собеседником; к сожалению, вышеупомянутое замечание
совершенно верно [Тудер
(Tudeer) род. в 1840 г., воспитывался в морском корпусе в Петербурге, отличился
в 1877 г. перевозкой войск через Дунай у Зимницы под сильнейшим огнем турок, в
1882 г. был назначен начальником лоции в Финляндии, 1885-89 гг.
состоял губернатором Выборгской губернии, 1889-90 гг. был финляндским
сенатором, ум. в 1905 г. - К.Т.].Я видал
Тудера много раз, и всегда он изощрял свое остроумие, которое было
посредственным в сравнении с его резкостью, над своими соотечественниками,
особенно над тремя изъ них: бароном фон Альфтаном, сенаторами
Л. Meкелином и В. Циллиакусом. Все трое, насколько мне известно,
содействовали для его карьере больше, чем кто бы то ни было из финляндцев.Около
этого времени я читал доклад о выборгском замке, написал для одной из газет
восточной Финляндии статью о башне Св. Олафа; я хорошо знал Виолэ-ле-Дюк [Очевидно имеется в виду Viollet le
Duc, Essai sur l'architecture militaire au moyen-âge, 1854. - К.Т.]
главу о замках, и таким образом недурно приготовился к уроку о Св. Олафе.
Тотчас после обеда были выставлены мои чертежи, и к рисункам я присовокупил
краткий отчет о судьбах здания. Доклад показался в высокой степени интересным
графу и тем, кто не сразу занялись флиртом и игрой. Дело таким образом
кончилось лучше, чем я мог рассчитывать. Духонину была послана телеграма, и я с
торжеством отправился домой. Возвратившись в Выборг, я принялся за работу над
выборгским замком и имел удовольствие убедиться в свой победе над комендантом
Духониным [Рассказывают
забавный анекдот об этом коменданте и К. Тудере, бывшем впоследствии
выборгским губернатором; это были злейшие враги, соперничавшие из-за власти в
городе. По правде говоря, дело шло лишь о призраке власти. Старший по чину
должен был первым приложиться к плащенице, когда ее в пасхальную ночь выносили
из алтаря. Духонин и Тудер стали в переднем ряду молящихся и сторожили минуту,
когда священник выйдет вперед и произнесет «Христос воскресе!» Когда этот
торжественный момент наступил, они бросились вперед, но второпях, говорят,
вместо плащаницы, приложились друг к другу. Следствием был рапорт гр. Гейдену,
который положил такую резолюцию: «в мирное время губернатор - первый петух на
курятнике, в военное время - комендант»]. Увы! много одержали
мы таких пирровых побед!В
настоящее время я твердо убежден, что, если бы финляндские власти были тогда
более решительны и энергичны, вопрос о выборгском замке, столь близкий моему
сердцу, мог бы быть разрешен [В итоге восстановление и реконструкция замка
были проведены в 1891-1894 годах российским Военно-инженерным ведомством]. Но
нельзя отрицать, что шведская раса в Финляндии страдает большим недостатком:
она старчески осторожна и мнительна. Ей не хватает непосредственной силы
юношеской решительности. Это моральный дефект, который когда-нибудь приведет ее
к гибели. Если бы гр. Гейден был более верен тем взглядам, которые он
высказывал передо мною и многими другими по этому вопросу о замке, то... но об
этом после.
Комментариев нет:
Отправить комментарий